— Ох, и дал ты им тогда, дым из зубов шел! — с юношеской восторженностью воскликнул Суханов.
— Озверел я тот раз, Костя. Терпение лопнуло.
В воротах порта они задержались. Шадрин рассказал о казачьей банде Орленко, которая появилась в окрестностях Николаевска-на-Амуре.
— Совсем обнаглели казачишки, зорят деревни, а пугнуть нечем. Выручай, Костя, помоги оружием…
— Заходи в Совет, — отозвался Суханов. — Оружия у нас маловато, но поделимся по совести.
— Спасибо. У нас, Костя, порохом попахивает.
— У нас, Родион Михайлович, не лучше. — Суханов покачал головой. — Ну вот, оружие пообещал, а кому — не спросил.
— Закружила и меня встреча… Председатель я Николаевского-на-Амуре Совета… С китайской джонкой приплыл… Бедны мы, гвоздя и того днем с фонарем не сыщешь. Надо сеять, рыбу ловить, да мало ли забот!..
Суханову захотелось поделиться со старым другом тем, что его так волновало сейчас. И он начал рассказывать о положении во Владивостоке.
В магазинах не стало хлеба. Крестьяне из окрестных деревень, напуганные казачьими бандами, которые занимались грабежами на проезжих дорогах, ничего не привозили. Спекулянты обнаглели, взвинчивали цены. Враг наступал не только на продовольственном фронте. Только вчера иностранные консулы по инициативе консула Соединенных Штатов Колдуэлла вручили Совету пространное обращение. Дипломаты требовали роспуска Советов, угрожали вооруженным вмешательством, предлагали ликвидировать отряды Красной гвардии. Войска генерала Хорвата — начальника Китайско-Восточной железной дороги — обезоружили в Харбине рабочие дружины, свергли Совет, расстреляли депутатов. Атаман Семенов с отрядом напал на станцию Маньчжурия, зверски расправился с членами Маньчжурского Совета и объявил себя начальником гарнизона. Создалась угроза прекращения транзитного движения по транссибирской магистрали. Войсковой съезд уссурийского казачества прошел под водительством контрреволюционного офицерства. Наказным атаманом избран есаул Калмыков. В город беспрерывно прибывали эшелоны с «беженцами» из России. Под видом «беженцев» тянулись остатки разбитой белогвардейщины. Бывших офицеров нетрудно было распознать по выправке, по походке, то тому особому разговору, который свойствен кадровым военным. Пользуясь поддержкой консулов, стекались в город агенты иностранных разведок.
Солнце ударило в лицо Суханову. Он надвинул на брови козырек студенческой фуражки.
— Драки, Родион Михайлович, не миновать! — подвел Суханов итоги.
Незаметно они вышли к пирсам.
На берегу сухопарый кореец торговал крабами. Варил он их тут же в большом котле, под которым потрескивал костер. Рядом, свернув ноги кольцом, сидел старый китаец. На коленях у него лежала трубочка с длинным мундштуком для курения опиума. Около него суетилась маленькая обезьянка с грустными глазами, одетая в стеганую курточку из китайской далембы. Японец, пристроившись на порожних бочках, продавал живых миног, которые плескались в стеклянном сосуде. Сновали с корзинами на голове разносчики. Чадили жаровни. Кипели густо проперченные, сдобренные чесноком китайские пельмени. Суетились цыганки. Старик на деревянной ноге вертел ручку шарманки. Медвежонок в полосатом костюме со шляпой обходил зевак. В старую шляпу летели медяки.
— Богато, Костя, живете! — проговорил Шадрин, окидывая цепким взглядом портовый рынок.
— Богато-о! — отозвался Суханов. — Здесь добрая половина шпионов. Позавчера сделали облаву, улов действительно оказался богатым. Влип полковник Донцов — помощник начальника Харбинского сыскного бюро. Матерый шпионище! Прибыл по поручению генерала Хорвата налаживать разведку…
У погрузочной площадки они задержались. Здесь шла разгрузка иностранных пароходов.
За работой наблюдал Тихон Ожогин.
По крутым сходням спускались грузчики в залатанных и липнущих к телу шароварах. Пот узкими струйками сбегал по спинам.
— Вира!.. Майна!.. — то и дело раздавались слова команды.
Тихон подошел к ним. Суханов приветливо улыбнулся. Приглянулся ему бывший унтер-офицер с первой встречи. Много пришлось Тихону поработать, пока грузчики признали его за своего вожака. Он выполнил требование Совета, создал красногвардейскую дружину в порту. Красногвардейцы избрали его командиром.
— Как трудимся? — спросил Суханов, указывая на причал.
— Пароходы, товарищ председатель Совета, разгружаются раньше времени, — по-военному отрапортовал Тихон.
— Так оно и должно быть!.. Ну, говори, Ожогин, как живешь?
Тихон хмуро ответил:
— В магазинах по полкам крысы шныряют… А спекулянты дерут три шкуры. Не признают советских денег, николаевские подай им… Голодно рабочим…
— Знаю, Ожогин. Совет решил конфисковать зерно у хлеботорговцев. Коммунистов мобилизовали на это дело. Из Москвы пришла телеграмма. Для нас закуплено в Маньчжурии двести тысяч пудов хлеба. Расскажи рабочим…
К причалу подошел пароход «Конан-Мару». На мачте взвился белый флаг с красно-лучистым кругом.
— Груз для японской конторы «Исидо», — пояснил Тихон.
Подкатил автомобиль. Из него вышел коротконогий тучный директор фирмы «Исидо» Мацмай. Увидев Суханова, снял шляпу, учтиво поклонился.
— Не нужна ли наша помощь, господин Мацмай? — осведомился Суханов.
— Благодарю. Очень благодарю. Мы обойдемся своими силами, — ответил Мацмай. — Привезли медикаменты.
Директор фирмы помахал шляпой и, любезно раскланиваясь, поспешил на пароход.