— Что-то Мацмай сегодня чересчур суетлив и почтителен, — следя за пароходом, сказал Суханов.
— Странно, что он отказался от нашей помощи. Им такой пароходище хватит разгружать на неделю, а нам на двадцать часов работы.
— Да, странно. — Суханов испытующе поглядел на Ожогина. — А ты, Тихон, разузнай, что у них в трюмах.
Суханов дружески хлопнул Ожогина по плечу и направился в Совет. Шадрин пошел посмотреть на разгрузку.
Тихон Ожогин пошептался с грузчиками и тоже стал наблюдать за тем, как разгружали судно.
Мимо него прошел худенький кореец. Напрягаясь под тяжестью груза, он прерывисто дышал, пот катился по изможденному лицу. Не останавливаясь, кореец тихо попросил пить. Японский приказчик услышал, ударил его стеком.
— Не смей! — крикнул Тихон. — Здесь Советская республика, вы обязаны соблюдать наши законы.
Приказчик погрозил корейцу кулаком и вернулся на пароход.
Тихон зачерпнул ковш воды из бочки, протянул грузчику. Тот жадно стал пить.
— Моя — Ким, корейса… Спасибо, капитана!
В это время подъемный кран поднял большой ящик. На ящике, обтянутом рогожей, алел красный крест. Груз повис в воздухе и, покачиваясь, поплыл над причалом. Сгрузили на берег уже ящиков двадцать, как вдруг трос лопнул. Душераздирающий крик повис над бухтой. Японского матроса, не успевшего отскочить в сторону, зацепило ящиком. Сейчас же появился Мацмай.
Рассыпая направо и налево удары стеком, он поспешил к месту катастрофы.
Но Тихон вырвал у него стек, выбросил в воду. Грузчики, оттеснив Мацмая, бросились к ящику.
— А ну, ребята, нажмем!
Стягами приподняли ящик. Японский матрос был жив. Шадрин поднял его на руки, понес в околоток.
Работа прервалась. Японские матросы столпились вокруг русских грузчиков, благодарили, хлопая по плечу, совали на память свои маленькие трубочки, какие-то значки.
Тихон закинул за плечи рогульку.
— А ну, помоги, вали на спину.
Жилистые руки подхватили ящик и взвалили на его широкую спину. Покачиваясь, Тихон пошел по гнущемуся трапу.
— Чугун там, что ли?
Ожогин подгибался под тяжестью.
— Куда вы? Что делаете? — встревожился Мацмай.
— Поможем, — дружелюбно отозвался Ожогин и, вдруг споткнувшись, со всего размаху швырнул ношу на бетонированный пол. Ящик раскололся, как спелый арбуз. Из него вывалились новенькие винтовки..
Грузчики приостановили работу. Раздались негодующие возгласы. Ожогин вскочил на ящики, накрытые брезентом.
— Довольно галдеть! Сгруженное на пирсе оружие мы конфискуем. Эй, товарищи, у кого винты с собой, выходи!
Человек пятнадцать рабочих с винтовками тотчас же заняли все выходы с парохода.
— Вот что, Ожогин, ты погляди за порядком, а я пойду к Суханову. Дело серьезное, — сказал Шадрин, вернувшийся из околотка.
Японские матросы явно сочувствовали русским. Вместе со всеми рабочими Нагасаки многие из них голосовали за резолюцию социалистической партии Японии: «Ни одной винтовки русским белогвардейцам! Ни одного патрона!» Шесть суток бастовали японские докеры, но их обманули. Им сказали, что они грузят медикаменты для России.
От группы японских матросов отделился длиннолицый моряк — голубоглазый айнос. Он подошел к Ожогину.
— Я Сузуки. Мы, социалисты Японии, — сказал он на ломаном русском языке, — с вами, русские братья!
Его слова покрыл одобрительный гул.
С капитанского мостика прозвучал горн. Японские матросы один за другим поднимались на палубу и выстраивались в ряд. В наступившей тишине слышно было, как лязгнули стальные браслеты, надетые жандармом на руки Сузуки.
Через главные ворота Пекина величаво входит караван длинношерстных верблюдов. На их горбах покачиваются ящики с товарами. Тащатся усталые кули, торопятся рикши. Едут на низкорослых лошадях монголы в косматых шапках и ватных халатах. Спешат продавцы с большими корзинами на головах.
Весь этот поток катится к порту.
Вдруг движение, приостановилось. Толпа натолкнулась на цепь полицейских.
— Назад!..
Полицейские были в нарядных, расшитых сверкающими позументами голубых мундирах и белых перчатках.
От гавани потянулась длинная цепочка автомобилей. Тесня кули и рикш, пугая животных ревом сирен, машины промчались в посольский городок, окруженный искусственным рвом и высокой гранитной стеной, У чугунных ворот стояли американские легионеры. Здесь международный сеттльмент. В самое сердце Китая врезалась эта чужеродная крепость. В ней тяжелая артиллерия, танки, бронированные автомобили, беспроволочный телеграф. Из бойниц во все стороны глядели стволы многочисленных пулеметов. Глубокий ров, наполненный водой, отделяет крепость от города.
В фешенебельной гостиной американского посольства оживленно. В креслах сидели фабриканты, бежавшие из России, бывшие министры Временного правительства. Гучков, Рябушинский, Путилов, Русанов, Дербер и белогвардейские офицеры были приглашены сюда для участия в большой игре, которая затевалась на Дальнем Востоке.
Степенный заводчик Путилов, около которого увивался порывистый Гучков, говорил по-английски японскому полковнику, маркизу Мицубиси, прибывшему в Пекин для участия в совещании:
— Дальний Восток и Сибирь близко расположены к Японии. Желательно нормализовать наши отношения, войти в соглашение с императором…
Мицубиси взял сигару, закурил. Откинувшись в кресле, выпустил облако голубоватого дыма.
— Тихоокеанское побережье до десятого столетия принадлежало Даи-Ниппон, — после короткого молчания твердо сказал Мицубиси. — Видимо, настало время вернуть японскому народу эти когда-то принадлежащие ему земли. Так определяет стратегическую задачу перед своей армией божественный император.