Таежный бурелом - Страница 80

— Дела, Родион, предстоят важные. Перед боем поспать не грех, — сказал вошедший в комнату Дубровин.

— А ты что ж?

— Мое дело комиссарское. Сам знаешь, черт бодрствует, когда бог спит, — пошутил Дубровин.

— А бог еще сотворение мира не закончил, — в тон военкому отозвался Шадрин. — Дельце одно важное есть.

Он достал донесение Хан Чен-гера.

— Вот прочти.

Хан Чен-гер сообщал, что есаул Лихачев с полком калмыковцев прибыл из Пограничной в Харбин, погрузился в лодки и по реке Сунгари спускается в Амур. Об этом уведомили Хан Чен-гера его друзья из Нингута. Они предполагали, что белоказаки высадятся в Сань-Сине и походным маршем выйдут к разъезду Шмаково.

— Калмыкову Хабаровск мерещится, вот он и погнал верного пса окрест фронта.

Дубровин бросил донесение на стол. Новость была неприятной. В пути по мятежным казачьим станицам полк Лихачева начнет обрастать людьми, как катящийся снежный ком.

— Чего же молчишь? Загвоздка ржавая, попробуй вытащи.

— Если это так, я бы Хан Чен-гера двинул в Маньчжурию.

— Возможно, ли? А международные конвенции?

— Конвенции? Они-то их соблюдают? Кто знает, что Хан Чен-гер наш союзник? Для китайских властей он один из вождей боксерского восстания. Не так ли? Разгорелись глаза на казачье оружие, вот они и ударили. Пусть попробуют дипломаты доказать обратное. Против них неопровержимые факты — трупы белогвардейских казаков на чужой территории.

— Значит, решено. Я об этом думал, но без твоей санкции, Володя, не решался.

— Правильное решение. Белые пойдут через Гиринскую провинцию. Хан Чен-геру помогут крестьяне.

— Тем хуже для белых…

Шадрин приказал вызвать командира китайских красногвардейцев.

— А пока суть да дело, поужинаем, военком, а-а?

— Не мешало б, ремень ослаб.

Шадрин налил в большую эмалированную тарелку хлебного квасу, поставил на стол тертую редьку.

— Садись, другого ничего нет, — цепляя щепотью тертую редьку, пригласил военкома Шадрин.

— От редьки мозги светлеют, — усмехнулся Дубровин, густо соля ломоть ржаного хлеба.

Через час вошли Хан Чен-гер и его заместитель Чан Ду-хо. Их сопровождал переводчик. Отдали честь и, привалившись спинами к стене, опустились на корточки.

— Курить можно?

— Курите, товарищи, курите.

Хан Чен-гер достал трубку, примял пальцем табак и задымил. Свернув ноги калачом, рядом с ним сидел Чан Ду-хо, пускал через широкие ноздри сизый дымок, внимательно поглядывал из-под цепочки серебрящихся бровей на командующего.

Шадрин их уже хорошо изучил. Вот так, покуривая, они могут терпеливо сидеть весь день, ни о чем не спрашивая, ожидая, когда начнет говорить старший из командиров.

— Придется прогуляться в Маньчжурию, — начал Шадрин.

Китайцы переглянулись.

— Китайские воины всегда готовы к выполнению приказа.

Шадрин подошел к карте, прочертил от юго-восточного берега озера Ханка стрелку к верховью реки Нор, впадающей в Уссури.

— Вот здесь твои бойцы встретят полк есаула Лихачева, — продолжал Шадрин, всматриваясь в карту.

По застывшему лицу Хан Чен-гера мелькнула и сразу же погасла улыбка: он был доволен поручением. Много лет не были его люди на родной земле.

— Ты, Чан Ду-хо, что-то хочешь сказать? — спросил Дубровин.

— Спасибо хотел сказать. Посылаете нас на хорошее дело. Есаул расстрелял моих братьев, он должен ответить. Ждал я этого много лет и вот дождался. Пусть солнце погаснет, если Лихачев еще будет жить. Никто не узнает, как наш каблук раздавит ползучую змею.

Китайцы вышли. Вслед за ними ушел и Дубровин.

В дверях он столкнулся с Радыгиным, начальником штаба фронта. Шадрин давно знал и ценил его. Однако последнее время Радыгин, по мнению Шадрина, вел себя как-то странно. Раз или два он попытался подсказать Шадрину неправильные решения. Это заставило командующего насторожиться.

— Белые дислоцируют части по территориальному принципу, — докладывал Радыгин. — Передают, что эта тактика наказного атамана Уссурийского казачьего войска Калмыкова.

Шадрин усмехнулся. Впервые Радыгин называл полный титул Калмыкова. Не так давно он, презрительно кривя губы, именовал атамана «этот есаул».

— Я не понимаю вас, — сухо заметил Шадрин. — Что нового вносит так называемый территориальный принцип? Казачьи части всегда так дислоцировались.

— Дислоцирование частей по территориальному принципу в условиях гражданской войны говорит об обеспеченности тыла, — возразил Радыгин.

— Вы хотите сказать, что в тылу нет доверия к нам?

— Я этого не говорил. Видите ли, Родион Михайлович, между доверием народа и наличием воинской силы есть разница. И поэтому, пока не поздно, я рекомендовал бы отступить в район Бикино.

— Бикино? Давно ли мы там подавили казачий мятеж? Что нам даст Бикино?

Радыгин, играя темляком шашки, доложил:

— Здесь устоять против сил князя Отани невозможно. Позиция невыгодная. Там же местность позволяет вести дробление противника и уничтожение его по частям…

— Подумаю о вашем предложении.

Радыгин, не отрываясь, смотрел на командующего. В углах его маленького пухлого рта показались упрямые складки. Он положил на стол папку, продолжал:

— Вас удивляет, Родион Михайлович, что я изменил свои первоначальные предположения? Но дело в том, что, развивая наступление на Хабаровск, противник не примет большего боя. Отани, рассчитывая на обтекаемость линии нашего фронта, обойдет нас по ту сторону Амура и, выйдя по маньчжурской стороне к казачьим станицам в районе Розенгартовки, замкнет кольцо окружения. В этом и преимущество территориального принципа…