Из-за скалистых берегов появились суда. Они шли, зарываясь носами в волны, преодолевая натиск ветра. Плескались вымпелы — белые полотнища с красными кругами посредине. Раскидывая белоснежную пену и сливаясь однотонной окраской с морской волной, шли миноносцы. В их окружении двигался броненосец. Эскадра поравнялась с высоким мысом Русского острова и пошла вдоль берега.
Не доходя мили до бухты, броненосец протяжно загудел. На капитанском мостике вскинулись сигнальные флаги, требуя очистить место.
Работа в порту остановилась.
Весть о приходе японского военного корабля уже облетела город. Люди повалили в порт. На набережной — разношерстная толпа. Здесь и грузчики, и рабочие, и состоятельная публика. Вместе со всеми стоял и Тихон Ожогин. Он наблюдал, как броненосец, тесня торговые суда, подходил к берегу. Загремели якорные цепи. Броненосец левым бортом остановился против города. На форштевне серебрилась витиеватая японская надпись: «Ивами».
Кто-то рядом с Ожогиным мрачновато проговорил:
— Как вдарит со всех стволов — мокро останется.
— Пусть попробует!
Чиновник в пенсне и пальто на хорьковом меху презрительно хмыкнул:
— От кого мокро останется, а кому и свободно вздохнется.
— Уж не тебе ли, гробокопатель?
— Всем, кому дорога Россия.
— О России толкует, продажная шкура!
Чиновник отпрянул назад, схватился за бок. Пошатываясь, выбрался из толпы.
— Здорово, Щегол, дал ему в печенку!
— Рукам волю, товарищи, не давай! — крикнул Тихон.
— А что он здеся контру разводит?
— За контру ответит, а грабли не распускай.
Среди зрителей, которые разбились на отдельные кучки, кипели страсти. К пирсу протиснулся боцман Коренной. Ветер трепал длинные ленточки, на них золотилась надпись: «Тихоокеанский флот».
Коренной нечаянно задел плечом торговца в горностаевой дохе.
— А ты б полегче на поворотах, приватир.
Коренной склонил коротко остриженную седую голову, сжал кулаки.
— Заткнись, акулья пасть!
Торговец уткнул подбородок в меховой воротник. Но его неожиданно поддержал атлетически сложенный молодой человек с офицерской выправкой.
— Собственно говоря, что ты здесь хамишь?
Коренной сверкнул ослепительно белыми зубами.
— Брысь, брандер! Не то шпангоуты вмиг окорнаю.
Атлет сжал пальцами широкое плечо моряка.
— А ну, хам!
Толпа, предчувствуя зрелище, расступилась, настороженно притихла. Образовался круг.
Широко расставленные, маленькие, с хитрой искрой глаза боцмана блеснули молодым озорством, но голос прозвучал дружелюбно:
— Отойди, не задирай, не до тебя!
Но атлет, упруго покачиваясь на крепких ногах, не уступал дороги.
— Вон отсюда!
— Что-о-о! Старинку вспомнил? Ну я же тебя, собачье вымя, отдраю по всем статьям!.. Думаешь, не вижу, контра, кто ты есть?
Коренной скинул бушлат.
— Браток, подержи! Я ему, миноге, покажу.
Под полосатой тельняшкой напряглись мускулы.
— Трубку, остолоп, убери, а то даст в зубы, подавишься! — зло крикнул торговец.
Коренной бесшабашно подмигнул.
— Без трубки моряк, что крейсер без андреевского флага.
Коренной стиснул зубы, прикушенная трубка выдалась вперед.
— Ты у меня поплаваешь! — тесня моряка к стене, сквозь зубы выдохнул атлет.
От сильного удара в челюсть боцман покачнулся, но на ногах устоял. Вокруг раздались восторженные возгласы сторонников атлета.
— На або-о-о-р-даж! — неожиданно весело крикнул Коренной и ринулся в атаку. Правой рукой он влепил точный удар в подбородок. Атлет покачнулся и рухнул навзничь.
— Ну и отдирает моряк! — задорно прозвенел мальчишеский голос. — Отчехвостил хвастуна!
Коренной стоял над лежащим человеком, сокрушенно качая головой.
— Просил добром, а он кливера распустил.
Атлет поднялся, выплюнул сгустки крови вместе с выбитым зубом и, не глядя на людей, поплелся к выходу из порта.
Коренной, выбежавший к пирсу, остановился.
— Братцы, — с дрожью в голосе выкрикнул он, — да это ж «Орел»!..
По пирсу прокатился недоумевающий говорок.
Коренной сорвал бескозырку.
— Боже ж мой, «Орел»! Вот где, батюшка, довелось встретиться. Боже ж мой! Я своего «Орла» по осадке и корпусу из тысячи узнаю. Даром, что ль, тридцать лет на нем швартовался: начал юнгой, кончил боцманом. Всю жизнь, чай, под андреевским флагом выстоял.
Щуплый старичок в монашеской скуфейке слегка толкнул боцмана в бок.
— Не путаешь ли, друже? Я ведь тоже на «Орле» хаживал. Что-то не похоже!
— Не похоже? — не оборачиваясь, вскинул боцман руку. — Гляди на форштевень. Во всем Тихом океане такого нет… своими руками бронзовым листом оснащал!
Старичок стал всматриваться.
— «Орел»! — срывающимся от волнения голосом проговорил и он. — Русское судно, и шлюпки по борту русские.
— А клепка-то, дед, клепка-то? Видишь?
— Вижу! Сердце заходит: чужой гюйс на русском судне развевается. Мошенники, будь вы прокляты!
Старичок поднял над головой кулак.
— Помните, русские люди, о Цусиме, помните героев «Варяга». Не давайте воли супостату.
Боцман рванулся за старичком. Узнал он деда Михея, бывшего фельдшера с «Орла». Но тот уже исчез в толпе.
Высокий человек в черной шинели положил тонкую, затянутую в кожаную перчатку руку на плечо боцмана.
— Шумишь, боцман Коренной?
Коренной оглянулся, быстро надел бескозырку, кинул руки по швам.